Музыкальное предзимье. Ноябрь

Ноябрь  этого года богат днями рождения композиторов. О некоторых из них мы подобрали интересные сведения. Обращаем ваше внимание на наш календарь:

12 ноября – 185 лет русскому композитору Александру Порфирьевичу Бородину.

21 ноября  - родился  советский композитор Ян Абрамович   Френкель.

24 ноября – родился российский композитор Альфред Гарриевич Шнитке.

28 ноября  - день рождения русского композитора, пианиста Антона Григорьевича  Рубинштейна.

Советуем прочитать о них в книгах и послушать удивительную музыку на все времена.

БОРОДИН

Богатырем русской музыки называют Бородина. Но нам он дорог не только как один из основоположников нацио­нально-героического, патриотического стиля русской музыки, не только как создатель высокохудожественных произведе­ний, радующих своей красотой, совершенством. Композитор сумел воплотить в музыку  черты характера,  присущие наше­му народу на протяжении всех времен. Для многих  поколений  музыка Бородина всегда будет бессмертным источником мужества, благородства, ду­шевной чистоты.

Бородин — один из создателей русской классической симфонии. Богатырский размах, связь с миром русских народных былин и сказок, верность классиче­ским формам и своеобразная драматургия особенно ярко выступают во Второй, «Богатырской» симфонии — вершине русского эпического симфонизма. Оригинальность и высокое мастерство отличают квартеты Бородина. Новое слово сказал композитор и в камерно-вокальном жанре. Он первым ввел в романс образы русского богатырского эпоса.

Творчество Бородина составило одну из наиболее самобытных глав истории музыки и оказало плодотворное воздействие на русских, советских и зарубеж­ных композиторов XIX—XX вв.

Александр Бородин был сыном князя Луки Степановича Гедианова и крепостной, солдатской дочери Авдотьи.  Но в отцы был записан крепостной слуга князя -  Порфирий Бородин.

«Лука Степанович был старик властолюбивый вспыльчивый, тяжелый на руку, но не вредный, на злопамятный. Авдотью Константиновну, юную дочь солдатскую, любил без памяти; малолетней сына то ласкал и баловал, то грозил отдать в сапожники. <…> Лука Степанович сер­дился, что жизнь кончается, а он не может пере­дать мальчонке свое имя». Перед смертью он даровал  сыну вольную. «Десяти лет от роду сын перестал быть кре­постным рабом своего отца».

Из книги Р. Добровенского «Композитор, ищущий неизвестности»

Однажды его учитель химии, застав его в о время занятий за нотными листами, произнес:

- Господин Бородин… Кто гонится за двумя зайцами, тот поймает... дохлую курицу!

А на следующий день миролюбиво говорил любимому ученику: «Не подумайте, что я вас ревную к музыкальным занятиям. Не во мне дело — в вас. Будь вы семи пядей во лбу, а начнете разбрасываться, и полу­чится пшик. Химия ревнует вас, молодой человек, она дама строгая и ни с кем своих служителей де­лить не собирается. Нужно выбирать: или она или эти ваши... музы».

Из книги Р. Добровенского «Композитор, ищущий неизвестности»:

«...Химия и музыка. Они всегда были рядом. В дет­ские годы комната Саши и вся квартира были превра­щены в самодельную химическую лабораторию, время от времени — к ужасу родных — наполнявшуюся едкими запа­хами и дымом от производимых опытов. Всюду — на окнах, столах, полках, прямо на полу — стояли банки, сосуды, ре­торты с порошками, растворами, кристаллами. Химические опыты откладывались только ради музыки. Стоило Саше услышать доносящиеся с площади звуки военного оркестра, как он, все бросив, бежал слушать незатейливую игру пол­ковых музыкантов, разглядывал инструменты. А возвратясь домой, по слуху подбирал на рояле услышанные марши, поль­ки, вальсы. В девять лет Саша сочинил собственную польку «Элен». С огромным увлечением он играл на фортепиано и флейте, а став постарше и услышав симфонический оркестр, научился играть и на виолончели.

...Химия и музыка. Эти две страсти владели Бородиным и в студенческие годы. Маститые профессора Медико-хирур­гической академии, видевшие в Бородине самозабвенно пре­данного науке юношу, не могли даже представить себе всей глубины и серьезности его увлечения музыкой. Привыкнув к тому, что Александр Бородин первым появлялся в лаборато­рии задолго до назначенного часа и никогда не пропускал занятий, профессор Зинин однажды был страшно удивлен от­сутствием лучшего из своих студентов. Что могло случиться? И вот при выяснении оказалось, что все свободное время Александр отдает музыке, забывая о сне, еде—обо всем на све­те. Сочиняет, играет и не упускает ни единой возможности по­музицировать вместе с такими же энтузиастами, как он сам.

...Химия и музыка. Это удивительное сочетание поражало всех, кто соприкасался с личностью Бородина. Вот только что выдержавший экзамен на доктора медицины, защитив­ший диссертацию Александр Бородин направлен за границу для совершенствования в науке. Утро и день он проводит в неустанных исследованиях, занятиях химией, а вечером... ве­чером жители итальянского города Пизы видят его играю­щим на виолончели в оркестре пизанского театра... И каково же было удивление итальянских музыкантов, когда на гла­зах у одного из них молодой русский ученый за один час написал фугу — сочинение сложнейшей музыкальной формы.

И по возвращении на родину, когда Бородин становится профессором Медико-хирургической академии, химия и музы­ка все так же всецело владеют им. Его квартира находится тут же, в здании академии, рядом с химической лаборатори­ей. Вот что рассказывает один из учеников и сотрудников Бо­родина: «Работая, он почти всегда что-то про себя мурлыкал, охотно говорил и спорил с работавшими о музыкальных но­востях, технике музыкальных произведений, и, наконец, мы часто слышали, когда он бывал у себя в квартире, как по лабораторному коридору неслись стройные звуки профессор­ского фортепиано».

Из книги Р. Добровенского «Композитор, ищущий неизвестности»:

Его брат вспоминал: «Бородин с головой погрузился во врачебную практику.

В первый год службы брата ординатором госпиталя, пришлось однажды ему, как дежурному, вытаскивать занозы из спин прогнанных сквозь строй шести крепостных человек полковника В., которого эти люди за жестокое обращение с ними, заманив в конюшню, высекли там кнутами. С братом три раза делался обморок при виде болтающихся клочьями лоскутов кожи. У двух из наказанных виднелись даже кости».

Из книги «Слово о музыке»

Произведение готово. По большей части оно записано ка­рандашом. Но карандаш может с течением времени стереться, смазаться. Чтобы этого не случилось, Бородин покрывает ру­копись желатином или яичным белком: химик помогает ком­позитору.

Из книги «Слово о музыке»

На новую, еще более высокую ступень поднялись занятия музыкой с появлением в Гейдельберге московской пианистки Е. С. Протопоповой — будущей жены Бородина. С этого момента с Екатериной Сергеевной была неразрывно связана вся жизнь Бородина как за границей, так и в последующие периоды. И то обстоятельство, что женой его стала талантливая и образован­ная музыкантша, несомненно, помогло его окончательному само­определению как композитора.

Из книги «Слово о музыке»

«Исполнилось двадцать лет с тех пор, как Александр Бородин объяснился в любви москвичке Кате Протопоповой, подумать только, — двадцать лет минуло с того августовского дня в окрестностях Гейдельберга. … память о первой поре счастья — все это стало музыкой его Второго квартета, написанного с небывалой быстротой.

«Саша, я не стою этой музыки, — думала Екатерина Сергеевна, слушая квартет. — Мне кажется, я испортила тебе жизнь. Мои вечные хвори...  И то, что у нас в доме караван-сарай, беспорядок,  дым коромыслом. И то, что я спать тебе не даю; моя скверная привычка превращать ночь в день — я вижу, как ты устал от всего этого. Но твоя музыка... Она все отметает, все прощает... Хочешь, я перескажу тебе, что я слышу?

Аллегро — это сам тот день, десятое августа. Мы говорим, перебиваем друг друга, не хватает слов, не хватает воздуха — и не нужно слов, мы к молчим — как говорим, и два голоса в одно сливаются, — так ли, Саша? А скерцо, вальс  этот твой — верх нежности. И невесомость какая-то. Я летала в детстве во сне — ты летал? Должен был летать. И так мы с тобой ходили тогда, земли не чуяли под собой. И еще грусть, что это все не воз­вратится...

А ноктюрн. Он всю душу мне перевернул. Вот ты ходишь, всех смешишь, радуешь, такой бойкий, неунывающий, остроумный. И никто не знает, сколько в тебе прячется нежности, ее ничем не из­меришь, в ней и дна нет, утонуть можно... И все это в ноктюрне высказалось, вылилось... Ты здесь, знаешь, как открылся? Мне даже страшновато ду­мать, что эту музыку услышат чужие уши... А все-таки это музыка для людей. Как раз в нынешнее безвременье, когда каждый слово вымолвить бо­ится. Все бессловесно, люди съежились, притаи­лись, человеческое в них никому не нужно, оно как-то подозрительно... А ты живую душу спа­саешь: вот он, человек, каким может быть. Чи­стым, любящим, нежным. Красивым, как ты у ме­ня...»

Все это и многое другое сказала бы Александру Бородину Екатерина Сергеевна, если бы не боя­лась панически высоких слов. Она и сказала все — молча».

Из книги Р. Добровенского «Композитор, ищущий неизвестности»:

«Он был красив, добр, остроумен, всегда полон жизни и энергии. Он много сделал, но мог бы сделать еще больше, если бы ему хватило времени и если бы он жил в другое время. Бородин совмещал в себе то, что обычно считают несовмести­мым».

«Первоклассный химик, которому многим обязана химия...»

«Равно могуч и талантлив как в симфонии, так и в опере, и в романсе...»

«Основатель, охранитель, поборник Женских врачебных кур­сов, опора и друг учащихся...»

Так говорили современники Д. И. Менделеев, В. В. Стасов и первые русские женщины-врачи об одном и том же человеке — об Александре Порфирьевиче Бородине,

Из книги «Слово о музыке»

ФРЕНКЕЛЬ

                                                 РУБИНШТЕЙН

В 9-летнем возрасте Антон Рубинштейн с огромным успехом выступал в московских салонах, а 11 июля 1839 года состоялся его первый концерт в вокзале Петровского парка.

Маленький пианист вышел на эстраду вместе с учите­лем. Всех очаровала внешность мальчика — тонкого, стройного, с бледным лицом и большими выразительными глазами. Волнения он не испытывал. А между тем репер­туар был сложнейший для 10-летнего пианиста. Успех был огромный. Рецензент московского журнала «Галатея» писал: «Гром­кие рукоплескания и общее выражение удивления напол­няли почти все антракты между пьесами; все играемое молодым Рубинштейном было выполнено с удивительным, можно сказать, искусством, удивительным потому, что миниатюрный артист побеждал этим искусством физичес­кие затруднения, налагаемые его летами: крошечные пальчики, перебегая с чрезвычайной ловкостью по кла­вишам, вызывают звуки чистые, прекрасные, слабая ма­ленькая ручка старается придавать этим звукам надле­жащую силу и, что всего замечательнее, он вникает в идею композитора, постигает и передает ее ясно, выразительно и с возможной точностью, одним словом, в этом ребенке вполне обнаруживается душа артиста».

Дата первого публичного концерта Рубинштейна — на­чало его артистической карьеры. Детство окончилось. Да и было ли оно у Рубинштейна? Впоследствии Рубинштейн не раз с горечью говорил, что «никогда не был ребенком». Сожалея об этом, он советовал родителям, приводившим к нему малолетних детей, не спешить с занятиями, дать им возможность проводить свое время со сверстниками.

Парижская публика, куда приехал выступать маленький Антон со своим учителем,  была избалована и пресыщена выступлениями талантов. А бездарности пытались хоть на время обратить на себя внимание. Афиши сообщали, что в таком-то концертном зале играют сразу на шести роялях, заменяю­щих собой оркестр; скрипичную арию  играют три трубача. Прибегали иногда и к авантюре. Один  из пианистов некоторое время привлекал интерес парижан тем, что во время концерта какая-нибудь из дам от избыт­ка чувств падала в обморок. Расстроенный этим происшест­вием, пианист прекращал игру и уходил с эстрады. Вскоре выяснилось, что «модный» виртуоз каждый раз «заказы­вал обморок» какой-нибудь актрисе, чтобы заинтриговать публику, вовремя оставить эстраду и не играть трудного места пьесы, которое ему не по силам. Дети 8—12 лет поражали публику  музы­кальными фокусами: то они исполняли одним пальцем трудные пассажи, то играли на покрытой материей клавиа­туре, то определяли на слух высоту звуков, извлекаемых из колокольчиков, хрустальных бокалов. Рубинштейн покорил Париж мастерством!

Антон Рубинштейн издал книгу «Короб мыслей», вот несколько цитат из неё.

·        Писать — удовлетворение, печататься — ответствен­ность.

·        Кухонный запах в доме противен, но мне гораздо более противен в доме запах золота.

·        Я сужу о городе по количеству имеющихся в нем книжных магазинов.

·        Газеты, еженедельники, ежемесячники и т. д. угрожают вытеснить чтение книг. Поэтому кажется, что в наше время образование становится хотя и энциклопедическим, но большей частью поверхностным.

·        У России блестящее будущее, так как русский способен ко всему наилучшему. Но пока она еще la belle au bois (спит, спящая красавица).

 На открытии памятника композитору в консерватории Петербурга хор пел «Гимн А. Г. Рубинштейну» (музыка Лядова, слова Соколова):

Тому, кто чистою душою

Был предан пламенной мечте,

Кто с верой, с ревностью святою

Служил добру и красоте,

Чья жизнь для нас была священной,

Чье знамя гордо мы несем,—

Тебе, учитель вдохновенный,

Мы гимн восторженный поем.

Хвала жрецу, хвала поэту,

Светильник чей не угасал!

Хвала и слава, слава свету,

Что путь во тьме нам указал.