О вреде пьянства для детей и петухов. Отрывок из книги "Хлеб да соль"

Виктор Гура. Отрывок из книги «Хлеб да соль»

Виктор Васильевич Гура

«Давненько уже заприметил я в застекленной горке графинчик темно-вишневой настойки. Когда обходившее горницу солнце касалось лучами графинчика, он вспыхивал ярко и манил густой пунцовой глубиной. Родители не раз напоминали, что детям даже пробовать эту гадкую жидкость никак нельзя. Того и гляди, заболеешь. Да и я, честно признаться, побаивался, хотя не раз был свидетелем того, как на праздники и гости, и родители прикладывались к рюмочкам с домашней настойкой из нашего графинчика и даже похваливали её.

  Дома в тот день никого не было. Возбужденный причастием и огорченный его краткостью, я решительно забрался на стул, чтобы овладеть заветным графином, но живительной жидкости в нем уже не оказалось, на дне оставались лишь влажные разбухшие вишневые ягоды. Я тут же принялся вытряхивать их на ладонь и слизывать с неё. Было так сладостно приятно, что иные проскакивали с косточками...

  Управившись по хозяйству на летней кухне, бабушка застала меня в горнице уже дремавшим с графином в обнимку. Осторожно извлекла она графин из моих рук, пересекла сени и, выйдя во двор, вытряхнула содержимое у самого крыльца. Боже мой, что тут вскоре началось! Целое цирковое представление!

Худ. Владимир Суковатых. Петух

Началось оно не без моего участия. Впрочем, без причастия не было бы начала и у этого представления. Соблазнительно красивый петух наш, как заправский разведчик, знал, когда оторваться от своего куриного войска, и оказался в самое время у самого крыльца. Иссиня-вороной забияка, известный на всю Новоузенскую улицу, при виде поступившего в его распоряжение доппайка аж затряс сорви-головой от радости. Воркуя с каким-то особым удовольствием, он тут же склевал подряд несколько разбухших винных ягод, после чего закукарекал так небывало басовито и звонко, с ещё большей, чем у протоиерея растяжкой гласных, что едва вышел из низких нот, но вышел с честью, как заправский певец, как большой специалист своего дела.

  

Худ. Куликов Иван Семенович

Бабушка словно предвидела разворот событий, свидетелями которого мы с ней оказались. Она вытащила меня на крыльцо, усадила на верхнюю ступеньку, а сама присела рядом. И очутились мы во дворе, обнесенном глухим забором, как в цирке, на самом видном и почетном месте. Наш красавец Петя, не дожидаясь подопечных хохлаток, застрявших где-то под заборами в густой лебеде и пасленовых кустах, принялся ещё усерднее склевывать приятные вишенки. Занятие это пришлось ему по душе, и желание ещё и ещё оповещать своих подопечных почему-то пропало. Скорее всего, Петя решил, что не женское это занятие клевать хмельные ягоды. Нерасторопные хохлатки подошли к месту представления не спеша, с большим запозданием, потому и приняли в нем, скажем так, совсем скромное участие.

  Наклевавшись, Петя вспомнил об исконных петушиных обязанностях, кукарекнул для порядка пару раз, но как-то уже явно не в полную силу своего таланта. Начал важно отходить от крыльца, парадно выбрасывая вперед безукоризненно желтые лапы со шпорами, картинно задерживал их согнутыми в коленях и одну за другой замедленно опускал на грешную землю, поглядывая по сторонам, словно желая убедиться, какое впечатление это царское его шествие производит на нас, зрителей, для которых и играл он эту заглавную роль.

  Тут-то нашего героя стало как-то кособочить, он начал странно припадать то на одну, то на другую лапу, едва удерживая равновесие с помощью распущенных крыльев. Кому же ведомо, как ударяет хмель в повинную петушиную голову, а она едва держалась на его ещё гордой шее, но не очень уже замечала, где правая, где левая сторона.

  Наш Петя всегда кокетливо носил хорошо украшавший его пунцовый гребень, теперь на наших глазах гребень этот наливался воинственной кровью. И совсем уже что-то неладное творилось с его радужной окраски хвостом, радостным даже среди петушиной династии: он вытянулся, как у индюка, распушился и чуть ли не волочился за ним по земле.

 

Худ. Альберт Якобс Кёйп. Петух и куры

Хохлатки приуныли в непредсказуемом предчувствии. На одну из них охмелевший Петя явно нацелился и начал решительно разбегаться с намерением растоптать избранницу, но просчитался, позорно проскочил мимо. Другую жертву он всё-таки настиг, но оплошал ещё пуще: тут же свалился на бок...

   Когда Петя в третий раз взял бурный старт издалека, даже безмозглые куры что-то сообразили, начали шумно разбегаться, хлопая беспорядочно крыльями и издавая тревожные звуки. В одночасье растеряв завоеванный долгим и честным трудом авторитет, Петя неожиданно прекратил разбег, свернул с беговой дорожки, видимо, решил завершить этот позорный день где-нибудь под забором.

  Завороженный невиданным зрелищем, я не очень-то понимал весь драматизм происходившего вперемешку сего комизмом, но бабушка получала большое удовольствие, хохотала до слез, а придя в себя, объяснила, что случилось бы со мной, употреби я хмельную вишню  до самого дна графина:

Худ. Игорь Машков. У бабушки за чаем

- Слухай батьку да матерь. Боны дило кажуть, шоб добра людына из тэбэ выйшла...

  И так всегда! Бабушка хотела видеть внука «доброй людыной», ненавязчиво делала всё, что могла, открывала мир таким, каким видела его сама, и радовалась этому вместе с внуком открыто, заразительно. Очень любила жизнь моя бабушка, всё живое любила под этим жгучим, вечно и величественно сияющим над степью солнцем».